Неточные совпадения
— Что это? Что меня сумасшедшим-то
считают? Да, может, и
правда.
— Иван Иванович! — сказала она с упреком, — за кого вы нас
считаете с Верой? Чтобы заставить молчать злые языки, заглушить не сплетню, а горькую
правду, — для этого воспользоваться вашей прежней слабостью к ней и великодушием? И потом, чтоб всю жизнь — ни вам, ни ей не было покоя! Я не ожидала этого от вас!..
И это
правда. Обыкновенно ссылаются на то, как много погибает судов. А если
счесть, сколько поездов сталкивается на железных дорогах, сваливается с высот, сколько гибнет людей в огне пожаров и т. д., то на которой стороне окажется перевес? И сколько вообще расходуется бедного человечества по мелочам, в одиночку, не всегда в глуши каких-нибудь пустынь, лесов, а в многолюдных городах!
Так, когда Нехлюдов думал, читал, говорил о Боге, о
правде, о богатстве, о бедности, — все окружающие его
считали это неуместным и отчасти смешным, и мать и тетка его с добродушной иронией называли его notre cher philosophe; [наш дорогой философ;] когда же он читал романы, рассказывал скабрезные анекдоты, ездил во французский театр на смешные водевили и весело пересказывал их, — все хвалили и поощряли его.
О, не верьте мне,
считайте меня за больного, но все-таки запомните слова мои: ведь если только хоть десятая, хоть двадцатая доля в словах моих
правда, то ведь и тогда ужасно!
— Деньги, господа? Извольте, понимаю, что надо. Удивляюсь даже, как раньше не полюбопытствовали.
Правда, никуда бы не ушел, на виду сижу. Ну, вот они, мои деньги, вот
считайте, берите, все, кажется.
«Да как же это можно, чтоб я за всех виноват был, — смеется мне всякий в глаза, — ну разве я могу быть за вас, например, виноват?» — «Да где, — отвечаю им, — вам это и познать, когда весь мир давно уже на другую дорогу вышел и когда сущую ложь за
правду считаем да и от других такой же лжи требуем.
—
Правда, говорил, всему городу говорил, и весь город говорил, и все так
считали, и здесь, в Мокром, так же все
считали, что три тысячи. Только все-таки я прокутил не три, а полторы тысячи, а другие полторы зашил в ладонку; вот как дело было, господа, вот откуда эти вчерашние деньги…
На разъездах, переправах и в других тому подобных местах люди Вячеслава Илларионыча не шумят и не кричат; напротив, раздвигая народ или вызывая карету, говорят приятным горловым баритоном: «Позвольте, позвольте, дайте генералу Хвалынскому пройти», или: «Генерала Хвалынского экипаж…» Экипаж,
правда, у Хвалынского формы довольно старинной; на лакеях ливрея довольно потертая (о том, что она серая с красными выпушками, кажется, едва ли нужно упомянуть); лошади тоже довольно пожили и послужили на своем веку, но на щегольство Вячеслав Илларионыч притязаний не имеет и не
считает даже званию своему приличным пускать пыль в глаза.
Паначев рассказывал, что расстояние от Загорной до Кокшаровки он налегке проходил в один день.
Правда, один день он
считал от рассвета до сумерек. А так как мы шли с вьюками довольно медленно, то рассчитывали этот путь сделать в 2 суток, с одной только ночевкой в лесу.
А подумать внимательно о факте и понять его причины — это почти одно и то же для человека с тем образом мыслей, какой был у Лопухова, Лопухов находил, что его теория дает безошибочные средства к анализу движений человеческого сердца, и я, признаюсь, согласен с ним в этом; в те долгие годы, как я
считаю ее за истину, она ни разу не ввела меня в ошибку и ни разу не отказалась легко открыть мне
правду, как бы глубоко ни была затаена
правда какого-нибудь человеческого дела.
Конечно, и то
правда, что, подписывая на пьяной исповеди Марьи Алексевны «
правда», Лопухов прибавил бы: «а так как, по вашему собственному признанию, Марья Алексевна, новые порядки лучше прежних, то я и не запрещаю хлопотать о их заведении тем людям, которые находят себе в том удовольствие; что же касается до глупости народа, которую вы
считаете помехою заведению новых порядков, то, действительно, она помеха делу; но вы сами не будете спорить, Марья Алексевна, что люди довольно скоро умнеют, когда замечают, что им выгодно стало поумнеть, в чем прежде не замечалась ими надобность; вы согласитесь также, что прежде и не было им возможности научиться уму — разуму, а доставьте им эту возможность, то, пожалуй, ведь они и воспользуются ею».
А за столом было 37 человек (не
считая меня, гостьи, и Веры Павловны),
правда, в том числе нескольких детей.
— Послушайте, — сказала она мне незадолго до прощанья, — меня мучит мысль, что вы меня
считаете легкомысленной… Вы вперед всегда верьте тому, что я вам говорить буду, только и вы будьте со мной откровенны: а я вам всегда буду говорить
правду, даю вам честное слово…
Когда в исторической перспективе начинают говорить и писать об умерших дурно и даже
считают долгом так говорить во имя
правды, то потому, что умерший тут возвращается к земной истории, в которой добро перемешано со злом, свет с тьмой.
По
правде сказать, я всегда себя
считал довольно плохим председателем и удивлялся, что мной как председателем дорожат.
Я сказал матери, что после церкви пойду к товарищу на весь день; мать отпустила. Служба только началась еще в старом соборе, когда Крыштанович дернул меня за рукав, и мы незаметно вышли. Во мне шевелилось легкое угрызение совести, но, сказать
правду, было также что-то необыкновенно заманчивое в этой полупреступной прогулке в часы, когда товарищи еще стоят на хорах собора,
считая ектений и с нетерпением ожидая Херувимской. Казалось, даже самые улицы имели в эти часы особенный вид.
Но это произошло лишь в части интеллигенции, большая часть ее продолжала жить старыми материалистическими и позитивистическими идеями, враждебными религии, мистике, метафизике, эстетике и новым течениям в искусстве, и такую установку
считали обязательной для всех, кто участвует в освободительном движении и борется за социальную
правду.
Закончу это историческое введение словами св. Александра Невского, которые можно
считать характерными для России и русского народа: «Не в силе Бог, а в
правде».
— А там уж известно-с, чуть не прибила-с; то есть чуть-чуть-с, так что даже, можно
считать, почти что и прибила-с. А письмо мне шваркнула.
Правда, хотела было у себя удержать, — видел, заметил, — но раздумала и шваркнула: «Коли тебе, такому, доверили передать, так и передай…» Обиделась даже. Уж коли предо мной не постыдилась сказать, то, значит, обиделась. Характером вспыльчивы!
— Нас однажды компания собралась, ну, и подпили это,
правда, и вдруг кто-то сделал предложение, чтобы каждый из нас, не вставая из-за стола, рассказал что-нибудь про себя вслух, но такое, что сам он, по искренней совести,
считает самым дурным из всех своих дурных поступков в продолжение всей своей жизни; но с тем, чтоб искренно, главное, чтоб было искренно, не лгать!
Это большое счастье, но в то же время, надо сказать
правду, и большая редкость, потому что адресат робок и обнаруживать свои чувства не всегда
считает полезным.
—
Правда ли, что ты
считаешь меня неблагонадежным элементом?
Лица и звук голосов их имели серьезное, почти печальное выражение, как будто потери вчерашнего дела сильно трогали и огорчали каждого, но, сказать по
правде, так как никто из них не потерял очень близкого человека (да и бывают ли в военном быту очень близкие люди?), это выражение печали было выражение официальное, которое они только
считали обязанностью выказывать.
Это
правда, что «Дарью» она не дала бы в обиду; напротив, теперь-то и
считала себя ее благодетельницей.
— Даю слово, что я вовсе не хотел вас оскорблять, — с нетерпением проговорил Николай Всеволодович, — я выстрелил вверх потому, что не хочу более никого убивать, вас ли, другого ли, лично до вас не касается.
Правда, себя я не
считаю обиженным, и мне жаль, что вас это сердит. Но не позволю никому вмешиваться в мое право.
Но последнее время записка эта исчезла по той причине, что вышесказанные три комнаты наняла приехавшая в Москву с дочерью адмиральша, видимо, выбиравшая уединенный переулок для своего местопребывания и желавшая непременно нанять квартиру у одинокой женщины и пожилой, за каковую она и приняла владетельницу дома; но Миропа Дмитриевна Зудченко вовсе не
считала себя пожилою дамою и всем своим знакомым доказывала, что у женщины никогда не надобно спрашивать, сколько ей лет, а должно смотреть, какою она кажется на вид; на вид же Миропа Дмитриевна, по ее мнению, казалась никак не старее тридцати пяти лет, потому что если у нее и появлялись седые волосы, то она немедля их выщипывала; три — четыре выпавшие зуба были заменены вставленными; цвет ее лица постоянно освежался разными притираньями; при этом Миропа Дмитриевна была стройна; глаза имела хоть и небольшие, но черненькие и светящиеся, нос тонкий; рот,
правда, довольно широкий, провалистый, но не без приятности; словом, всей своей физиономией она напоминала несколько мышь, способную всюду пробежать и все вынюхать, что подтверждалось даже прозвищем, которым называли Миропу Дмитриевну соседние лавочники: дама обделистая.
Товарищи его по дворянскому полку,
правда, утверждали, что он
считал за собой несколько лихих стычек в Ташкенте, но при этом как-то никогда достаточно не разъяснялось, в географическом ли Ташкенте происходили эти стычки, или в трактире Ташкент, что за Нарвскою заставой.
Он опрокидывал все мои представления о нем и его друзьях. Мне трудно было сомневаться в
правде его отзывов, — я видел, что Ефимушка, Петр, Григорий
считают благообразного старика более умным и сведущим во всех житейских делах, чем сами они. Они обо всем советовались с ним, выслушивали его советы внимательно, оказывали ему всякие знаки почтения.
Кабатчик, видимо, видал в жизни много неприятностей. Ответ его не понравился лозищанам и даже немного их обидел. Что люди всюду рвут друг друга, — это, конечно, может быть, и
правда, но свободой, — думали они, — наверное, называется что-нибудь другое. Дыма
счел нужным ответить на обидный намек.
Открыто этого не говорили, но уже и не спорили с Передоновым и ограничивались нерешительными и двусмысленными ответами: каждый боялся, что его
сочтут глупым, если он станет спорить, а вдруг окажется, что это —
правда.
— Ваша
правда: он многим благодетельствовал; но заступаться за него я
считаю совершенно бесполезным: во-первых, это и для него бесполезно и даже унизительно как-то; а во-вторых, меня бы завтра же выгнали. А я вам откровенно скажу: мои обстоятельства такого рода, что я должен дорожить здешним гостеприимством.
— Ох, дурак, дурак этот Вукол… Никого у них в природе-то таких дураков не было. Ведь Шабалины-то по нашим местам завсегда в первых были, особливо дедушка-то, Логин. Богатые были, а чтобы таких глупостев… семьдесят целковых! Это на ассигнации-то
считать, так чуть не триста рублевиков… Ох-хо-хо!.. Уж
правду сказать, что дикая-то копеечка не улежит на месте.
Правда, бывает иногда клев, который может привести а заблуждение неопытного рыбака, ибо беспрестанно какая-то рыба утаскивает наплавок и беспрестанно промахи следуют один за другим; видя всякий раз, что конец червяка оторван, охотник сначала
считает это шалостью ельцов или плотвы, хотя характер клева чисто окуневый.
Но я
сочла, что было бы бесчестным с моей стороны не сказать тебе
правды — тем более что ты, быть может, уже начал принимать первые меры к исполнению нашего замысла.
— Я — лигуриец, мы все очень крепкие, лигурийцы. Вот у меня тринадцать сыновей, четыре дочери, я уже сбиваюсь,
считая внуков, это второй женится — хорошо, не
правда ли?
— Да; это
правда… мы дружны, — отвечала княгиня, — я
считаю вас за очень хорошего человека и уверена, что в этом не ошибаюсь (княгиня ошиблась), но… замуж… как вам это могло на мысль прийти.
— А
правда ли, что Жиглинская вышла замуж за Оглоблина? — спросил он его, не дав еще Елпидифору Мартынычу ни с кем путем раскланяться и заметно
считая Иллионского за самого всезнающего и достоверного вестника.
Мурзавецкая. Да, выстроил бы и, по его расчету, за уплатой всех долгов нажил бы пятьдесят тысяч. Значит, виноват Купавин, что Аполлон нищий остался. Ну, надо
правду сказать, Вукол, братец покойник прихвастнуть любил, я всегда ему только вполовину верила; так вот я теперь, может, и себя обижаю, а
считаю за Купавиной только двадцать пять тысяч, а не пятьдесят.
Даже
считаю, что необходимо говорить об этом
правду.
— А если б и дали, — возразил Рославлев, — так не грешно ли вам будет выдать руками жен и детей ваших? Эх, братцы! уж если вы начали служить верой и
правдой царю православному, так и дослуживайте! Что нам
считать, много ли их? Наше дело правое — с нами бог!
— То есть… Как это прав? Вы
считаете, что все, что говорил про него покойный Урманов, — выдумка?.. А я
считаю, что все это совершенная
правда… Конечно, я понимаю: все-таки нужны конкретные факты… Ну и тому подобное… Вы тоже скажете, что еще нельзя выражать порицание…
От мужа Домна Осиповна наверное ожидала получить бранчивый ответ и нисколько этого не боялась, так как
считала для себя священным долгом говорить ему во всех случаях жизни
правду.
Работа в медной горе считалась самою трудной, но Арефа
считал ее отдыхом. Главное, нет здесь огня, как на фабрике, и нет вечного грохота.
Правда, и здесь донимали большими уроками немилосердные пристава и уставщики, но все-таки можно было жить. Арефа даже повеселел, присмотревшись к делу. Конечно, под землей дух тяжелый и теплынь, как в бане, а все-таки можно перебиваться.
Лотохин. Ну, вот и прекрасно. Надо
правду сказать, слухов об вас было мало; но это я
считаю хорошим знаком. По пословице: нет вестей — хорошие вести. Знаем, что вы вышли замуж, слышали, что живете согласно, порадовались за вас. Да и нам полегче на душе стало, одной заботой меньше: выпустили птенца из гнездышка, пусть порхает на своей воле.
Село
считает Кукушкина пустым человеком, а рассказы и странные мысли его раздражают мужиков, вызывая у них ругань и насмешки, но слушают они его всегда с интересом, внимательно, как бы ожидая встретить
правду среди его выдумок.
В обители св. Сергия тоже знали эту вторую версию и едва ли не давали ей больше веры, чем первой. Брянчанинов и Чихачев были огорчены погибелью молодого человека, одного с ними воспитания и одних и тех же стремлений к водворению в жизни царства
правды и бескорыстия. Монахи
считали гибель Фермора тяжким преступлением для всех русских, бывших на пароходе. По их понятиям, эти господа могли меньше говорить о том, как им близок бедняк, о котором заботился их государь, но должны были больше поберечь его.
Митя. Если б это было
правда, значит, что же я за человек после этого! Могу ли я выразить словами то, чего сердце не чувствует! А я
считаю так, что это бесчестно. Я и того, может быть, не стою, что вы ко мне внимание имеете, а не то что вас обмануть.
— Первые годы после нашего супружества, — сказали маменька очень печальным голосом и трогательно подгорюнились рукою, — я была и хороша и разумна. А вот пятнадцать лет, счетом
считаю, как не знаю, не ведаю, отчего я у вас из дур не выхожу. Зачем же вы меня, дуру, брали? А что
правда, я то и говорю, что ваши все науки дурацкие. Вот вам пример: Трушко, также ваша кровь, а мое рождение; но так так он еще непорочен и телом, и духом, и мыслию, так он имеет к ним сильное отвращение.
Правда, некоторые полюбили его за теплоту убеждений, но самые убеждения
считали прекрасными мечтами.